«Анри Верней – это часть легенды французского кино»...
Президент Франции Жак Ширак
Анри Верней (фр. Henri Verneuil, настоящее имя - Ашот Малакян; 15 октября 1920 - 11 января 2002) - французский кинорежиссёр и сценарист армянского происхождения. Снимал криминальные и приключенческие фильмы. Работал со звёздами французского кино.
Награды: Орден Почётного легиона, Оскар, Золотая пальмовая ветвь, Сезар вместе с Шарлем Азнавуром принимал участие в работе над созданием знаменитого клипа с участием 90 французских певцов и актеров, исполняющих песню «Тебе, Армения», посвященную спитакскому землетрясению 1988 года.
Текст песни был написан Шарлем Азнавуром, автор музыки - его зять композитор Жорж Гарваренц, режиссером клипа был сам Анри Верней.
Парижское утро. Девяносто первый год. Мой замечательный друг Микаел Кочарян (он вошел во французскую энциклопедию как крупный французский ученый-кораблестроитель) вытянул из охапки газет одну и небрежно сказал: «Ищи в заголовках Армению». Я стал лихорадочно просматривать названия материалов.
- Да будут еще нас в заголовки выносить!
- Ты поищи, как следует, - лукаво улыбнулся он.
И тут в глаза бросилось слово, вроде родное, но как бы ставшее чужим в окружении французских. Майрик! По моему лицу Микаел понял, что поиск привел в родную гавань.
- Анри Верней снимает фильм «Майрик» по собственной книге!
А теперь переведу название фильма и - не удивляйтесь! Имя знаменитого французского режиссера: «Майрик» в переводе с армянского «мать», точнее и эмоциональнее - «мама», а Анри Верней - псевдоним Ашота Малакяна. На следующий день мы поехали в Эпине, что неподалеку от французской столицы. Микаел неплохо знал режиссера, благо тот жил по соседству с его дочерью Ани, были у него и другие знакомые в съемочной группе, так что поездка туда обещала многое и, главное, встречу со звездами, занятыми в картине об армянской судьбе на чужбине. Семья кинорежиссера спаслась от Геноцида во Франции, и эта дорога страданий стала сюжетным посохом двухсерийного фильма, потрясшего цивилизованный мир. Там, в ста километрах от Парижа, на пространстве искусства встретились мать и сын, два существа, пережившие ужасы жизни, однако сохранившие нежность и благородство. Обстановка на съемках до того напоминала родную сторону, что французская речь актеров казалась закадровой. Будто Армению дублировали на звонкий французский язык. Беседовал я с Анри Вернеем, конечно же, на родном. Он сам его выбрал, предварительно извинившись за… несовершенство. В разговоре глаза мастера становились беспомощными, когда не могли подыскать словесный эквивалент нюансам собственных переживаний и раздумий. Выскажу, верно, спорную мысль, но кажется мне, что можно думать на одном языке, а страдать на другом.
- Из Турции мы попали в Грецию и, прожив там два года, переехали в Марсель. Я был лишен общения со сверстниками, рядом не было армян. Ну а для французов я был пустым местом. Никем. Помню себя играющим в мяч один на один со стеной во дворе. Ощущение невероятной тяжести от непосильной ноши под названием «одиночество» не покидало меня.
Паузы между съемками заполнены исповедью. Но всякий раз Анри Верней возвращается к той точке, на которой прервалась беседа. Разговор о нравственных поисках человека. Стало быть, о самой картине. Вот сняли кадр, он присел на стул, и размышления его воспринимаешь как иллюстрацию к изобразительному ряду.
- Каковы взаимоотношения Ашота Малакяна с Анри Вернейем?
- Э-э, дружище, Ашот с Анри сблизились не сразу. Позже Верней вытеснил Малакяна и теперь независим. Независим - да, но можно ли забыть ту культуру, которую впитал с молоком матери? Отказаться от корней значит отказаться от самого себя. С пяти лет я держал свечи в армянских церквах. А церковь не только вера, она и культура. Пел литургию, великого нашего Комитаса. И если я - сын церкви, то, следовательно, и сын армянской культуры. Между прочим, пасхальную сцену для этой ленты группа снимала в Эчмиадзине.
- Все-таки, мастер, творческая судьба к вам милостива, сотрудничали с Бельмондо, Фернанделем, Аленом Делоном, Омаром Шарифом, Клаудией Кардинале… Да и вообще, по совести, чем вы обязаны Франции и чем она вам обязана?- Это разные вещи - Армения и Франция. Сложно объяснить, постараюсь. Париж, естественно, культурный центр, может, даже культурный «пуп Земли». Поэтому я обязан Франции второй культурой, которую обожаю. Однако, без умаления моей национальной культуры. Вообразите: прекрасно живу в обеих культурах! Они взаимодействуют без особых трений и тем самым взаимно дополняют.
Верней снял сорок картин. Первый короткометражный фильм «Лестница к солнцу», снятый после войны, оказался удачным. В нем снимался Фернандель, которому Верней многим обязан. За успехом последовали новые. До сих пор у французов на слуху популярные ленты выдающегося режиссера - «Змей», «Сто тысяч долларов за солнце», «Труп моего врага», «Незначительные люди», «Обезьяна зимой», «Страх над городом». Почерку режиссера присущи тончайший психологический рисунок и драматизм. Отсюда - особая философия фильмов.
Как появилась идея картины «Майрик»?
Несколько раз по случаю Верней выступал по телевидению и в узком кругу с рассказами о матери, личными воспоминаниями. Они вызывали восторг у слушателей. И однажды Анри Труайя, с которым кинорежиссер был накоротке, посоветовал ему изложить это на бумаге: «Такая книга обратит на себя больше внимания, нежели бомбы террористов». Рассказы о матери сложились в сборник «Майрик». Написан он в 1985 году, переведен на десять языков и вышел общим тиражом 200 тысяч экземпляров. Армянский перевод книги издан в 1988-м в США, мне ее подарили в Нью-Йорке.
На обложке книги, ставшей бестселлером, портрет матери с маленьким Ашотом, еще не Анри, на коленях. Эта фотография с нансеновского паспорта, который вручался армянским беженцам начала прошлого столетия. С краю приписана дата: «1924, Афины». Очень грустный снимок.
- Фильм о моей семье, нашем народе. Это - долг перед матерью. - Мастер снова оседлал стул, но начал не с точки, а с нового абзаца. - Он обращен к молодому поколению соотечественников, познающих себя в громадном, плохо защищенном мире. Но я надеюсь, что картина будет близка всем, кто любит, кому снятся мама и детство и чьи души распахнуты для сострадания к ближнему. Вообще к живому существу. На роль мамы я пригласил Клаудию, потому что она сохранила сладость матери и женщины. А героя-мальчика мы выбирали из почти 600 детей. Ни на что прежнее в моей работе эта картина не похожа! Армянскую музыку к фильму аранжировал композитор Жан-Клод Пти, автор музыки фильма «Сирано де Бержерак». Роль отца исполняет Омар Шариф, к слову, второй раз за свою артистическую карьеру сыгравший армянина: в первый раз он исполнил в итальянской ленте роль древнеармянского царя. Это фильм моейжизни, и его следует уложить в два часа сорок минут. Монтаж для меня - что ампутация живого органа. Как рассказать о судьбе мамы длиною в 80 лет за неполные три часа? Каждый кадр - моя частица, пядь стены, на которой отпечаталась трепещущая тень родной матери.
Верней подходит к оператору, о чем-то переговаривается с ним, потом обращается к актеру и жестами объясняет очередной эпизод. Пауза просто великолепна, она дает возможность короткого диалога с Клаудией Кардинале.
- Как вы постигали образ армянской матери? - спросил я ее.
- Мать есть мать. В роли я пережила большую и тяжкую судьбу армянской майрик - от двадцатилетнего возраста до почтенных седин восьмидесятилетней старушки. Целая жизнь
измученной невзгодами женщины. Помогло и то, что много была наслышана об Армении, ее народе. Надеюсь, когда-нибудь с этим фильмом приду к Арарату.
Вернемся к беседе, благо Верней уже занял режиссерское место. Он продолжает мысль, на которой остановился.
- Я погружен во французскую жизнь, однако всегда ощущаю себя частью моей первой родины. Свой я человек и в местной армянской общине. Иные мои соотечественники удручают, - вздыхает режиссер. - Мало читают, мало духовности. Как же так? На все четыре стороны - Париж! Остановиться в развитии, как сто лет назад? Ну! Они же права не имеют! Открою вам тайну, впрочем, свою тайну: ненавижу тех, кто без устали повторяет: «Мы - маленький народ…» От подобного рефрена даже большой народ станет малым. Скулеж столь же скверен, как и самодовольство, сам оудовлетворенность. Расти надо ввысь, безостановочно и постоянно! Иначе - конец, иначе - смерть.
Я стал невольным свидетелем сцены между Анри Вернейем и Ашотом Малакяном: первый строго отчитывал второго. Этот гнев проистекал от великой любви к соплеменникам. Один раз, когда я обратился к рядом стоящему другу «Микаел-джан», режиссер как-то встрепенулся:
- Джан! Какое прекрасное слово! Так только на Востоке люди обращаются друг к другу! Разве я могу сказать Бергману «джан»? Нет, увы. Или «Миттеран-джан», «Тэйлор-джан», «Бельмондо-джан», «Клаудиа-джан»? А вот Азнавуру могу - Шарль-джан…
Честно скажу, я старался вести разговор с маститым художником о вещах сугубо творческих. Грело ласковое французское солнышко, небо блистало удивительной голубизной. Вдруг Анри Верней слишком резко для своей комплекции и возраста вскочил со стула и захлопал в ладоши, что означало перерыв на обед. Совсем кстати я достал из портфеля бутылку карабахского коньяка «Гандзасар» и протянул ему. Он снова нацепил очки и прочитал этикетку:
- О, карабахский? Действительно?
Я кивнул.
- А хороший?
- Немного жесткий.
- Это потому, что карабахский. Характер - в напитках.
Сказал и рассмеялся.
Прощаясь, великий мастер громко произнес:
- Джан!
Он умер, когда пережил весь трагизм дороги к самому себе. Невеселая догадка: самопознание приводит к быстрой самоисчерпанности. После ленты «Майрик» Верней не создал ничего значительного, хотя и прожил еще десять лет. Целых десять лет после собственного эпилога к собственной жизни...
Иосиф ВЕРДИЯН
Фотографии из книги Тамар Оганесян "Невиданный Мгер" (Издательство "Антарес")
