"Грустные глаза веселого артиста" - Лоретта Оганезова

Фрунзик (Мгер) МкртчянЕще в те времена, когда я была студенткой , я нередко встречала на улицах Еревана этого артиста.  И когда я видела его , неизменно хорошо одетого, улыбающегося, в моем воображении невольно рисовались картины его счастливой семейной жизни: вот он сидит в окружении любимых детей и жены за веселым ужином, а вот с озабоченным видом листает тетрадки с домашним заданием своих ребятишек. Я думала о том, как повезло его домочадцам, как хорошо иметь рядом, в своем доме,  такого  жизнерадостного, наполненного энергией человека…
Он оставлял впечатление довольного жизнью, обласканного судьбой человека.
Одной из его отличительных черт, сразу бросавшейся в глаза, был большой нос, благодаря которому ему и гримироваться не приходилось, когда он исполнял роль Сирано де Бержерака.
Вы, думаю, уже догадались, о ком я веду речь? Да, да, конечно, мой рассказ об актере Фрунзике Мкртчяне.
После каждой замечательно сыгранной роли в кино число его почитателей заметно увеличивалось, и он, радостно жестикулируя,  фланировал  по городу всегда в окружении людей, устремлявших на него свои восторженные взгляды и  считавших для себя большой честью быть в кругу его знакомых или приятелей.
Я в глубине души завидовала его популярности. Как благосклонна к нему судьба, не раз думала я, как щедро осыпает его своими дарами!
Фрунзик (Мгер) МкртчянОднажды я с подружками сидела в открытом уличном кафе – после экзамена мы наслаждались крепким кофе со сластями и мороженым. Над столиками кафе свисали ветви плакучих ив, они росли в  городе  в большом изобилии, придавая ему немного романтической грусти.  В пруду величественно плавали ослепительной белизны лебеди. Аромат кофе, казалось, витал над всем городом. Мы переворачивали крошечные кофейные чашечки на блюдца, стараясь по коричневой  гуще  с различными крохотными фигурками  наворожить  себе счастье…
 Вдруг в кафе  пронеслось какое-то особое оживление, раздались  радостные голоса. Оказывается, за соседний столик сел он, Фрунзик Мкртчян, как всегда, в щегольском костюме, окруженный приятелями- прилипалами, которые на его фоне заметно проигрывали.
Мы с деланно безучастным видом  прислушивались к беседе за соседним столиком. Шутки артиста были самые незатейливые, но в самом его голосе, в тоне, в выражении  лица было что-то такое, что заставляло улыбаться. И все в его компании смеялись и то и дело заверяли его в дружеских чувствах, поминутно слышалось: Фрунзик-джан, как славно ты сыграл вот это… как  замечательно удалось тебе изобразить вот то…
Как я уже говорила, в ту пору я остро завидовала знаменитым  людям, потому что сама   тогда мечтала о славе. Я писала стихи, проза мне давалась хуже. Мне казалось, что жизнь моя будет загублена, если я не добьюсь успеха на писательском поприще, если  я не достучусь до читательских сердец. А  выигрышные лотерейные билеты судьбы встречаются  до чего же редко… Выпадет ли мне такой билет?
Но, стремясь поглубже запрятать это разъедающее чувство зависти, я принялась шепотом злословить с подружками по поводу его носа: вы разве не замечали, спрашивала я подружек, какие у него печальные глаза? На верное грусть застыла в его глазах еще с детства, когда он впервые обнаружил, что является обладателем  большущего, истинно армянского носа…
Аня, моя подружка, под сурдинку  подхватила мою язвительную шутку, но при этом ехидно добавила, что наверняка этот нос не мешает ему заводить знакомства с охочими до его общества  и не слишком взыскательными женщинами. И, дабы охарактеризовать  этих женщин, она прибавила парочку не совсем литературных  выражений.
С тех пор прошло много лет. И, всякий раз, когда с экрана Фрунзе смотрел на меня, передо мной оживал тот теплый июньский  день, свисающие ветви печальных ив, кафе у пруда, где важничали, уверенные в своей красоте лебеди… Вспоминалось и наше глупое злословие , продиктованное примитивным чувством зависти…
Начиная с 1988 года,  для Армении наступили тяжелые времена. Землетрясение. Война с Азербайджаном. Блокада. Отсутствие газа и отопления. Острейшая нехватка электричества. Казалось, все хорошее, безмятежное, светлое безвозвратно уходило в прошлое. Очернялось и искажалось все, что было связано с советскими временами. Новые властители учили народ, как жить, вразумляли, взывали к национальной гордости, достоинству. А людям жилось все хуже.
Казалось, даже горы застыли в печали и с молчаливым состраданием наблюдали за горем Армении, за тем, как страдает и ожесточается в своей беде народ.
Наступил 1993год – самый мрачный для Армении. Мрачный  и переносном, и в буквальном смысле, потому что зимой вся Армения  погрузилась в мрак из-за редкой подачи света, пищу готовили на отвратительном сухом спирте.
Но вот в Ереван пришла долгожданная измученными людьми весна. Теплые лучи солнца отогревали озябший город. В один из ярких дней я зашла в магазин и столкнулась там с Мкртчяном. Он был  почти неузнаваем. Облачился в совершенно немыслимый, полинявший пиджак, горло обвязано длинным красным шерстяным шарфом. В руке – тяжелая авоська с пустыми бутылками. « Пьет, что ли?» - с горечью подумала я.
Тут он взглянул на меня, и в его глазах, как всегда блестящих, выразительных, я увидела такую тоску и боль, что вздрогнула. Глаза словно бы останавливали меня, просили не уходить, поговорить с ним. Это меня потрясло. Я ведь всегда его считала счастливцем, баловнем судьбы, причем к таким людям у меня было настороженное отношение. Я наивно полагала: чтобы стать настоящим человеком, надо прежде хлебнуть много лиха.
Но отчего  же у Фрунзе такой несчастный вид? Чтобы присмирить поднявшуюся во мне волну сострадания  и боли , я твердила себе, что, скорее всего, артист просто-напрсто входит в новую роль, репетирует. А это отражается в повседневной жизни. Нет, не может быть ему так тяжело на самом деле…
Как-то я ехала с работы к своим родителям. В автобусе две пожилые женщины говорили о Фрунзе, о том, как он бедствует. «Да кому же теперь легко?» - подумала я, невольно вспомнив  недавнюю встречу с бывшим своим институтским преподавателем, к которому мы, студентки, относились как к небожителю. И вот теперь  я неожиданно увидела его на базаре. Он был одет, как оборванец. Думая, что его никто не замечает, он подобрал с прилавка  смятый, искромсанный лаваш, оставленный кем-то, и жадно ел… Я поспешила отвести взгляд  от этой унизительной картины…
Да, это было проклятое время. В тот год мы получали по талонам двести пятьдесят граммов сероватого, скверно испеченного хлеба на день. Толпы несчастных беженцев заполняли город.
Однажды седая женщина-беженка, увидев  у меня полбуханки хлеба в целлофановом мешочке, бросилась прямо на улице на колени передо мной, умоляя дать хлеба для ее внука, который не ел уже целый день. Я безропотно отдала ей наш паек. Пришла я к родителям с пустыми руками, и мы крошили в суп, сваренный на сухом спирте, рыжие крошки от заготовленных  мною сухарей… Но от родителей я тогда не услышала ни слова упрека…
Между тем наступило лето. Изрядно настрадавшись, мы с дочерью решили перебраться в Петербург. Мой сын там учился в университете. Летом он приехал за нами. Мы прощались с Ереваном, со всем, что было нам дорого и любимо. Начинался новый этап нашей жизни. Из Петербурга было легче помочь родителям деньгами. Как-никак там уровень жизни лучше.
Мимино - Фрунзик МкртчянВ аэропорту возле окошечка справочной  я вдруг увидела  Фрунзе. Он был все таким же грустным. Плечи его печально поникли. Меня  потянуло подойти к нему, но тут объявили посадку на наш рейс, и я потеряла Фрунзика из виду.  Тем более,  что и посадка наша в самолет не обошлась без приключений.
Один из проверяющих  багаж  стал вдруг придираться ко мне:  с чего  это, мол, я так много везу с собой коньяка в Питер?  Хотя  было-то у меня всего несколько бутылок – подарки друзьям. Но проверяющий был неумолим, на все доводы строго выговаривал мне, что, дескать, Армения понесет непоправимый урон, если все  столь расточительно  будут вывозить коньяк из республики.
- Ладно, не сердитесь, -  сказала я ему и стала совать в руки банкноту. Он замолчал и принялся  пытливо вглядываться в меня.
- Мама, что ты делаешь! – покраснев, испуганно воскликнул мой сын. – Убери деньги!
И тут проверяющий отстранил сына от меня.
- Не  мешай, мальчик, твоя мама знает, что делает, - сказал он, торопливо пряча деньги.
Когда мы уже прошли контроль, я обернулась, мне хотелось еще раз увидеть Мкртчяна. Но его уже нигде не было.
Спустя год, уже живя в Петербурге, я узнала, что Фрунзе умер. Потом  я смотрела телепередачу, посвященную этому человеку. И  только тогда, слушая воспоминания его брата, поняла, всю глубину несчастья  Фрунзе. Арест отца. Потрясения мальчика, связанные с этим событием. Ликующая радость, связанная с возвращением отца, затем неожиданное предательство : уход отца  в другую семью, к чужой женщине. Горе  и отчаяние матери и долго не оставляющее сыновей чувство отверженности.
Фрунзик и Донара Мкртчяны Став взрослым, Фрунзе верил, что в его жизни все будет иначе. Он мечтал о счастливом браке, о детях. И женился Фрунзе по страстной любви на красивой женщине. Но тут его подстерег неожиданный удар: жена оказалась душевнобольной. И сын его унаследовал тяжелый недуг матери.
Эти  открывшиеся мне подробности тяжелой судьбы Фрунзе меня  ошеломили.  Так вот отчего была такая затаенная печаль в глазах этого веселого артиста… С запоздалым сочувствием и состраданием я слушала рассказ брата  о мучительных и безысходных ночах Фрунзе, когда он, утратив все иллюзии, молил Бога избавить его от горькой жизни, раз он не заслужил счастья.
Однажды он, Фрунзе, выглядел особенно удрученным и грустным. Вечером простился с братом словно бы навсегда, с какими-то особенно печальными, берущими за душу интонациями в голосе. Брат ушел от него с тяжелым предчувствием. Утром, коря себя, что он не остался с Фрунзе, брат поспешил к Фрунзе. Бог, видимо, внял просьбам этого замечательного артиста, забрал его исстрадавшуюся душу. Причем, как говорил брат, Фрунзе ничем не был болен. И если есть такая смертельная болезнь, как тоска, то Фрунзе умер от тоски.
Я слушала рассказ брата, и память моя воскресила картины нечаянных встреч с этим удивительным, таким трогательным и ранимым человеком. И опять на меня глянули его черные большие глаза, полные невыразимой тоски и боли…                

© 2008 Лоретта Оганезова  
http://oganezova.com/favorite/grust_glaza.html

Печать