Описание: После окончания Петербургского университета, полный надежд и грандиозных планов, возвращается в родной городок молодой врач Бенжамен Глонти. Но жизнь, как и до его отъезда, течет своим чередом: растет семейство сестры, усердно с утра до вечера переписывает бумаги ее муж Лука, время от времени спускаясь в погребок, чтобы «опрокинуть» рюмочку. И по-прежнему, слоняясь без дела, «достает» всех адвокат Додо. Бенжамен стал горевать по несостоявшейся жизни. И тогда, чтобы поправить дела брата, решила Софико женить его на дочери старого лекаря...
Один из самых грузинских фильмов вообще, и Георгия Данелии в частности, поставлен, как ни странно, по мотивам романа французского писателя Клода Тилье «Мой дядюшка Бенжамен». Действие перенесено в Грузию в конец XIX века, где сюжет, отношения героев, интерьеры не могли не обрасти застольями с длинными тостами и песнями. В городке, где все друг друга знают, доктор Бенжамен Глонти (Вахтанг Кикабидзе) весело прожигает свою жизнь в теплых компаниях. И одновременно грустит о том, что время уходит, но ничего не меняется. Растет семья его сестры Софико (Софико Чиаурели). Занят скучной работой ее муж. Вслед за весной приходит лето, потом созревает виноград и т.д. И вдруг Софико решает выгодно женить брата. Невеста Мэри (Анастасия Вертинская) вынуждена подчиняться отцу, хотя любит другого. И тогда закручивается веселая и грустная, как все в этом городке, интрига, в которой заняты все, кроме персонажа, которого играет актер Рене Хобуа. Кто это такой? Это не твердо знает даже Георгий Данелия. По неизвестным причинам имя этого загадочного человека появилось в титрах «Не горюй!» и с тех пор Данелия стал писать его во всех лентах. Такой вот письменный талисман. А два реальных человека — актер Вахтанг Кикабидзе и композитор Гия Канчели с этого фильма начали постоянно работать с режиссером. Кинокартина «Не горюй!» была очень хорошо принята советской публикой и не только ею, о чем говорят призы, полученные в 1970 году на фестивалях в Мар-дель-Плате и Картахене.
Герой Фрунзика Мкртчяна Рубик Хачикян из фильма “Мимино” стал фигурой знаковой, и многие говорят, что это лучшая его роль в кино. А ведь упади тогда монета по-другому — и его в этом фильме могло и не быть. И фильм был бы совсем другой. Когда в Болшево мы написали все, что происходит в Грузии и наш герой прилетает в Москву, возник вопрос: — Один живет он в номере гостиницы или с кем-то? — С кем-то. — С кем? С Леоновым или Мкртчяном? Поселили с Мимино Леонова (эндокринолога из Свердловска). Получается интересно. Поселили Фрунзика (шофера из Ленинакана) — тоже интересно. Решили: Леонов — орел, Фрунзик — решка. Подкинули монету. Выпала решка. И Кушнерев в этот же вечер вылетел в Ереван освобождать Мкртчяна от спектаклей. Первый раз Фрунзик снялся у меня в фильме “Тридцать три”, потом в фильме “Не горюй!”, об этом я писал. В “Не горюй!” у него одна реплика: “Конфету хочешь? Нету”. Я показывал фильм во многих странах, каждый раз и у нас, и за границей в этом месте был хохот и аплодисменты. А после “Мимино” многие его реплики цитируют и сейчас, через тридцать лет. Некоторые запомнились, потому что они смешные: “Я так хохотался!”, “Ты и она не две пары в сапоге”. Но есть и совершенно обычные. Во время завтрака Хачикян спрашивает Валико: — Вы почему кефир не кушаете? Не любите? Ну что тут запоминать? Но и эту фразу до сих пор повторяют. Уверен, если бы это сказал другой актер, не Мкртчян, эта реплика вряд ли осталась бы в памяти, даже сразу после просмотра. Когда мы снимали, было очень холодно, мороз доходил до минус сорока. А костюмы выбрали летом. Буба выбрал плащ, а Фрунзик короткую курточку. Я говорил, что будет холодно. “Они же с Кавказа, откуда у них теплые вещи?” — возражали они. Та зима была на редкость суровой. Сцену “Хачикян и Валико у Большого театра” снимали, когда было минус 36. Досталось беднягам! На Бубу (Вахтанг Кикабидзе) и Фрунзика смотреть было больно! Поскольку натурные сцены были в основном в центре, во время перерыва я возил их обедать к себе домой (мама вкусно кормила нас). Мы обедали и обсуждали сцену, которую сегодня предстояло еще снять. Здесь проявлялась неуемная фантазия Фрунзика. Он предлагал бесконечное множество вариантов, из которых нам оставалось только отобрать. Некоторые сцены в фильме сняты не по сценарию. Это итог маминых обедов. Так, например, по сценарию после Большого театра, когда Мимино и Рубик заходят во двор и там нет “КамАЗа”, они находят его в соседнем дворе, и на радостях Фрунзик целует машину, а поскольку мороз — губы прилипают к железу. А Фрунзик придумал, что когда Мимино пошел звать милицию, Хачикян остался во дворе охранять следы. И когда во двор хочет войти человек, он угрожающе поднимает увесистый кусок льда и говорит: — Друг, как брата прошу, не подходи! Сюда нельзя! Здесь следы! Когда мы спускались к машине, на лестнице встретили моего ученика режиссера Виктора Крючкова, который шел ко мне. Он и сыграл прохожего. Фрунзик придумывал и реплики своему герою. Реплик “я так думаю”, “я один умный вещь скажу, только ты не обижайся” тоже не было в сценарии, это придумал Фрунзик. (Когда я говорю: “не было в сценарии”, я имею в виду тот сценарий, по которому мы снимали и который все время менялся.) Еще у него был особенный дар. Во время озвучания, если его герой на экране на секунду открывал рот (чмокал или просто шевелил губами), Фрунзик умудрялся вставить слово, всегда синхронно и всегда к месту. И еще Фрунзик очень хорошо показывал. Был у него номер, как кто ныряет с вышки, и мама каждый раз, когда он приходил к нам, просила его повторить этот номер. Фрунзик вставал из-за стола, и мы видели, что он поднимается по лесенке на вышку, подходит к трамплину, готовится и ныряет. И всякий раз — до сих пор не могу понять, за счет чего — было ясно, что это прыгнул русский, это — грузин, а сейчас армянин, и даже было понятно, что нырнул китаец, хотя Фрунзик проделывал все это молча и не щурил глаза. Великий актер был Фрунзик Мкртчян!
Георгий ДАНЕЛИЯ
Кикабидзе о Данелии: Гия снял "Мимино" и для себя, и для вас
Во вторник в Москве хоронят режиссера Георгия Данелию, классика советского и российского кино. Среди тех, кто проводит мэтра лирической комедии в последний путь, не будет его ближайшего друга и актера, снявшегося в четырех его фильмах, Вахтанга Кикабидзе, который не ездит и не выступает в России после российско-грузинской войны 2008 года. В беседе с корреспондентами Би-би-си он поделился воспоминаниями о первой встрече с режиссером, их совместной работе, съемках легендарных фильмов и их дружбе, которая длилась почти полвека.
Поехать в Россию я не могу
Гия ушел... Мне как будто правую руку отрезали, очень трудно говорить. Его забыть очень трудно. Очень.
Георгий Данелия (на переднем плане) и Вахтанг Кикабидзе были друзьями больше 45 лет (фотография 2003 года) . Замечательный писатель, шикарный художник и суперхороший друг. Мы с ним очень близкими друзьями стали лет 45 назад. Он здесь у меня дома бывал много раз, я у них, в Москве… Мои домочадцы все знали, а я не знал [о смерти Георгия Данелии], и мне они не говорили. У меня проблемы были со здоровьем, там в клинике. Мне позвонили из Москвы, спрашивали, приезжаю ли я на похороны. Поехать [на похороны] я в любом случае не могу. Во-первых, здоровье, во-вторых, визы. Я бы все равно не пошел просить визу в Россию. Я не езжу в Россию уже десятый год. И вот так я и узнал [о смерти Данелии]. Всю ночь не спал ни секунды. Кинематограф получил такой удар, качественный, потому что Данелия был режиссер гениальный, мирового класса.
О первой встрече с Данелией и роли в фильме "Не горюй"
То, что я стал актером кино, это все Данелия, моей заслуги там нет. Я так думаю. То, что со мной разговаривают какие-то киты искусства, принимают как своего, это все Данелия. Я на улице вырос. Бог, видно, посмотрел на меня и решил такой подарок преподнести, свести меня с ним. При первой встрече я сразу понял, что я ему не нравлюсь, когда меня вызвали в гостиницу "Сакартвело". Был воскресный день, гостиница набита гостями. Я вошел, встретил меня какой-то человек темно-желтого цвета. Оказывается, он болел болезнью Боткина, я этого тогда не знал. Мне не понравилось, что он докурит одну сигарету, сразу за ней прикуривает другую. Он тогда мне сказал: "Закричите". Воскресенье, десять часов утра в гостинице, люди спят. Я сказал, что не могу, люди спят. Да, говорит, вы правы, и вышел из комнаты. Потом зашел другой человек какой-то, дал мне сценарий и сказал, что они позвонят.
То, что я ему не понравился, я вечером понял, потому что в сценарии этот герой Бенжамен, которого я играю, был толстый, рыжий, пьющий, потеющий человек. Тогда все актеры были подобраны уже, у них был кризис, они должны были запускаться, а главного героя не было, и он в очень плохом настроении был. Потом уже, когда мы сдружились, я понял, что он не любит, когда ему указывают, кого попробовать на роль, он сам должен был решать.
Я тогда в "Орера" работал, мы должны были ехать на гастроли в Турцию, времени у нас было мало… Я утром уходил, вечером поздно приходил домой. Ну день, второй, третий не позвонил, я понял, что я им не нужен. Успокоился, но стало обидно.
На четвертый день он сам позвонил. Это, говорит, Георгий Николаевич, вы не пойдете со мной в гости к моей тете? …Тогда я одну его картину видел "Путь к причалу", ну знал, что такой грузин живет в Москве и снимает довольно приличные фильмы. Я ему говорю, что поздно прихожу и не могу репетицию пропустить. Ничего, говорит, я за вами заеду.
Он молча ехал, со мной не разговаривал. Когда мы вошли, его родственники меня увидели, все бросились меня целовать, меня уже знали по эстраде. Я вижу, что это ему тоже не очень нравится. Когда на второй день он меня взял уже к двоюродному брату, я понял, что это пробы у него, он за мной наблюдает…
Потом я уже сказал: "Георгий Николаевич, может, снимете что-то для пробы, я должен уезжать. Нужен буду или нет - я все пойму". Он назначил съемку перед моим отъездом. Тяжелейшая съемка была - знакомство Бенжамена со своей невестой, которую играла Вертинская. Много актеров было. Я когда Серго Закариадзе увидел, у меня ноги подкосились. Сняли мы эту сцену, я уехал в Стамбул и забыл про них, потому что там концерты шли, огромные залы.
После одного концерта прихожу в гостиницу, а там записка: "Вахтангу Арсеньевичу Кикабидзе. Срочно вы должны прибыть в советское представительство". Я думал, дома что-то произошло, мы побежали туда с несколькими друзьями, а там лежала телеграмма: "Поздравляем артиста Кикабидзе с утверждением на главную роль в фильме "Не горюй".
Через месяц я приезжаю, меня встречает какой-то человек, улыбается так. А я его улыбающимся не видел, он был мрачным все время. Он мне машет рукой, подошел, обнял. Я понял, что это Данелия. Через два дня назначил первую съемку.
"Мимино": вырезанный финал
"Мимино" толпе более понятен был. Во-первых, это никакая не комедия была, там очень много эпизодов вырезано было. Весь фокус был в финале. Его сняли в России, там же сидел дядя с ножницами.
Это трагикомедия, это очень философский фильм. "Мимино" был о том, что человек должен жить на своем месте. У нас есть такой тост у грузин "Да здравствует наше место", имеется в виду - родина. А когда отрезали финал, там много чего пропало для того, чтобы зритель понял, о чем был фильм.
Там была такая эпизодическая роль. Был друг [главного героя] Петр, он в Омало - это альпийская зона, вокруг заснеженные огромные горы, и в середине -зеленая трава. И он всегда подковывал лошадей, это его профессия была, он этим зарабатывал на хлеб. И когда главный герой уезжает в Москву, он его спрашивает: "Ты правда будешь летать за границу?" Тот отвечает: "Поэтому я и еду". Этого нет - из-за того, что финал выпал, этот персонаж вообще исчез.
Петр говорит: "Я тебя прошу, когда будешь возвращаться из Америки, привези мне подковы, чтобы было написано "Made in USA", чтоб, когда лошадь бежала, люди видели это". И он [главный герой] покупал крокодила для армянина-друга, а для него [Петра] подковы. А потом в финале мы помним, что он начинает кричать, стюардеса начинает плакать, и он говорит: "Извини меня, хочешь, я выйду?" Она говорит, что нет, и вот после этого отрезано. А он говорит: "А я хочу". Он уже над домом летит, уже он на Кавказе. И он открывал двери и уходил.
Потом мы опять видим поляну зеленую, неимоверная красота, и Петр опять подковывает лошадей. И он [главный герой] откуда-то съехал… Говорит, я тебе подковы привез, а тот говорит: "Знаешь, мы побратались с Бостоном (уже точно не помню, какой-то огромный), а тут три-четыре домишки. Они нам присылают подковы, а вот гвоздей нет, ты гвоздей не привез?"
"Ну ты же мне не поручал. Но я пойду" - главный герой уходит. Петр начинает хохотать. У тебя, говорит, штаны лопнули, он ведь съехал откуда-то.
"Дурак ты! Слева Казбек, справа Эльбрус, такая красота, а ты мне в задницу уставился и смотришь". Вот это был финал. Это философский был фильм. Такой, чтобы тебя не нагружать. Ты улыбаешься, а потом понимаешь, что это все не смешно, а серьезно.
Уникальный режиссер
Я знаю, что актерская работа очень важна в кино. Но все-таки я всем говорю, что главное - это режиссер. Есть режиссеры, которые делают кино не для зрителей, а для себя. Вот Тарковский был такой. А Гия делал и для себя, и для вас. Он "Мимино" так снял, что все зрители, которые смотрели этот фильм, представляли себя героями этого фильма.
Вы не представляете, как на концертах просят эту песню ["Чито-грито"], и как весь зал поет. Везде и все знают эту песню. А она очень интересно писалась. Гия мне позвонил из Москвы, я прилечу, говорит, завтра, пойдем к [Гие] Канчели, я везу кассету, чтобы он послушал, какая нам песня нужна, и такую написал. Мы пошли - на кассете Рэй Чарльз поет Yesterday. Гия через два дня принес "Чито-грито".
Все четыре фильма, которые я с ним [Данелией] работал, я с заученным текстом не приходил. Так не бывает в кино. Артист должен знать текст наизусть. А мы вместе садились и переписывали всегда все. В этой работе, конечно, какие-то сюжеты менялись. Он обожал импровизировать.
Когда он готовил съемку, он дома все кадры рисовал, сейчас так, к сожалению, режиссеры не работают. До начала съемок ты уже знал весь расклад. Потом он собирал всю группу, и все обсуждали, как должны снять. Все что-то предлагали. Он всегда всех слушал, что-то брал хорошее. Вот такой он был - легчайший человек.
Он был с колосальным юмором. Мы, видно, одинаково смотрели на какие-то вещи в жизни, и это сразу без слов нам стало ясно.
Мы очень часто общались, но когда война началась, я уже в Россию не ездил. Я закрыл эту тему. Он был гражданином России, жил кинематографом. Насколько я знаю, его сюда [в Грузию] никто и не звал снимать фильмы. Я даже сегодня в одном интервью сказал, что я думаю, не все грузины знают, какой грузин у нас жил за пределами Грузии. На него молились, это был уникальный режиссер.
Мы звонили друг другу. Потом уже, когда ему со здоровьем стало очень плохо, он сказал: "Буба, я, наверное, буду уходить. Я же старше тебя, я раньше тебя должен уйти. А когда ты соберешься, через врата зайди Святого Петра, я с правой стороны буду тебя встречать".
Я даже вчера продолжил историю, как будто он сказал: "Когда придешь, я буду там стоять с удочками. И мы пойдем ловить золотых рыбок. Золотые рыбки плавают только в раю. И устроим вечером застолье из этих рыб, приготовим блюда, позовем всех наших друзей, которые раньше нас ушли, и первый тост поднимем за тех, кто остался здесь".
У меня друзей осталось - на пальцах можно пересчитать, уже возраст такой, и очень многие там. Я думаю, что когда нибудь мы вместе сядем там. Человек получил подарок от Бога, что родился, и он должен красиво уходить. А вот Гия мучился, он не должен был так болеть. По-другому должно быть.