Мария Ильина «Актеры советского кино» (сборник)
У него очень смешное лицо. Если посмотреть в фас - оно состоит из двух овалов. Очень большой овал - само лицо, и овал поменьше - нос. И словно для того, чтобы еще резче подчеркнуть смешное и непомерное в этих формах, овальным контурам вторят стремящиеся вниз линии век и бровей. Похоже, что над его лицом трудился веселый художник-карикатурист, талант которого достиг своего апогея в тот момент, когда он создавал огромный, длинный и грустный нос Мгера Мкртчяна.
Такое лицо - истинная находка для комедийного экрана. И надо отдать должное последнему - оно не "простаивает".
Мгера Мкртчяна снимают много, снимают охотно, снимают с удовольствием. Но, конечно, не только потому, что у него такое выразительное, запоминающееся, уникальное в своем роде лицо. Главное в другом. Мгер Мкртчян блестящий актер.
Маленький утлый кораблик с красным крестом на белом парусе, везущий в Африку, где серьезно больны обезьяны, доктора Айболита (Айболита 1966 года) и его верных помощников, атакован разбойничьей троицей. Атака сопровождается ужасающим шумом, залихватским гиканьем, свистом, пистолетными выстрелами. В манере поведения атакующих, в скрупулезной дотошности их костюмов сказывается прочная связь с древней пиратской традицией. Но что может значить в наше время традиция, не освеженная новаторством? Средства передвижения разбойников - архисовременные. Глава отряда Бармалей (тоже, естественно, 1966 года издания) оседлал железную акулу на подводных крыльях, а два его помощника, зацепившись за акулий хвост, ловко балансируют на водных лыжах. Зрители еще не успели толком уловить всех уморительных подробностей пиратского колорита преследователей, но феерия их появления в фильме уже заставила и детей и взрослых захлебнуться смехом. Смех этот станет безотказно сотрясать зал каждый раз, когда на экране начнут возникать новые подробности приключений коварных, но безалаберных разбойников, когда на нем будет появляться фигура, лицо, профиль одного из них - Грустного слуги - Мгера Мкртчяна.
В фильме Ролана Быкова, руководившего не только шайкой пиратов как Бармалей, но и всеми съемками картины как ее режиссер, герой Мкртчяна был человеком удивительно глупым и поразительно старательным. Возможно, бог отпустил и на его долю какую-то толику интеллекта. Может быть, попади он в более благоприятную обстановку, под начало доброжелательного к людям доктора Айболита, например, дело не выглядело бы таким безнадежным. Но судьбу не выбирают, а она к нашему герою не благоволила. Она свела его с мелочным, властолюбивым, раздражительным и абсолютно невоспитанным Бармалеем. Более того, сделала не только пиратом, но и слугой пирата. О каком же развитии интеллекта могла в таком случае идти речь? Бармалей просто забил, грубо выражаясь, "затюкал" своего Грустного слугу совершенно недозволенными методами обращения с людьми вообще, с подчиненными - в частности. А в результате - этот печальный брюнет с уныло повисшим носом и какой-то нечеловеческой, скорее собачьей тоской во взгляде оказался не способным даже к простому сопоставлению самых элементарных явлений жизни. Не говоря уж о выводах, которые в его возрасте надо было бы уметь делать из этих сопоставлений.
'Кавказская пленница'
К примеру, Грустный слуга увидел за камнем доктора Айболита, по ошибке считавшегося в бармалеевой компании давно погибшим.
- Это доктор? - недоуменно спрашивает Бармалея слуга.
- Конечно, доктор! - раздраженно кидает тот сквозь зубы.
- Но он же утонул! - еще более недоумевая, как-то жалко, растерянно произносит Грустный слуга.
Что же делает Бармалей вместо того, чтобы терпеливо разъяснить человеку его ошибку? Он грубо обрывает:
- Выплыл, бандит! Давай бомбу.
- Но он же утонул, - несмотря на всю свою запуганность, все же пытается пробиться к истине герой Мкртчяна.
- Ладно, давай бомбу, - не вдаваясь больше ни в какие объяснения кричит Бармалей, желая поскорее расправиться с Айболитом.
- А он там? - теперь уже просто в воздухе повисает безнадежный вопрос Грустного слуги. Все-таки при рождении в нем было заложено что-то путное. Если бы этого человека да в хорошие руки.
'Айболит-66'
Тем временем у Бармалея возник новый план: не нападать на Айболита сейчас, когда он тут, рядом, за камнем, а идти в обход. Нормальные герои всегда так поступают. Грустный слуга, в отличие от строптивого Веселого, не собирается возражать командиру. В обход так в обход! Он просто на всякий случай, в глубине души уже, пожалуй, и не надеясь получить хоть мало-мальски приемлемое объяснение, все-таки решается и робко спрашивает Бармалея о докторе: "А он там?" Ну а в ответ (предчувствие, конечно, не обмануло!) получает только пинок.
Потом события развиваются своим чередом. Отряд, возглавляемый Бармалеем, предпринимает обходный маневр. Грустный слуга вместе со всеми очень покорно, проявляя завидное терпение и выдержку, одолевает болото вброд, чуть не тонет в нем, а под конец даже спасает Бармалея от гибели: на пару с Веселым слугой делает ему искусственное дыхание. И при этом, как только позволяют условия операции, для поддержки боевого духа хором (с товарищами) распевает песню. А как старательно, даже увлеченно он отплясывает танец разбойников, достигших африканского берега! Как самозабвенно выкрикивает слова торжества: "Есть бандиты в Африке!", "Есть пираты в Африке!"
Но почему же на лице Грустного слуги даже в минуты победной пляски, даже в моменты торжества над противником ни разу не было ликования или хотя бы просто радости? Отчего глаза этого человека все время были переполнены такой невыносимой тоской? Не оттого ли, что сей неудачливый бандит все время инстинктивно чуял (не понимал, где ему, с его-то интеллектом! - а именно чуял), что пиратом он стал по ошибке, что жизнь прожил не на своей улице, и что сердце у него на самом деле доброе, несмотря на все совершенные злодеяния. И тактично, в полном согласии со стилистикой фильма, Мгер Мкртчян "насадил" комическую роль на драматический стержень.
'Адам и Хева'
В конце фильма мы все-таки один раз увидели и услышали, как Грустный слуга хохочет. Но более неподходящий момент для смеха выбрать было невозможно. Рушился мост, на котором оказался наш неудачливый герой. Грустный слуга уже летел в пропасть и хохотал, хохотал... не мог остановиться.
'Адам и Хева'
Фильм "Айболит-66" закрепил всесоюзную славу прекрасного армянского комика. Сделал же его по-настоящему известным Леонид Гайдай своей "Кавказской пленницей", снятой незадолго до "Айболита". Правда, раньше, в 1965 году, Мкртчян, сочетая тонкий юмор с эксцентрикой, сыграл совсем небольшую роль сверхсовременного профессора в блестящей кинокомедии Г. Данелия "Тридцать три". Но после нее имя артиста еще не удержалось в зрительской памяти. Зато уж с выходом "Кавказской пленницы" Мкртчяна и запомнили и полюбили.
В фильме Гайдая артист сыграл роль Джабраила, решившего так не кстати обогатиться, продав в жены своему начальнику племянницу Нину - комсомолку, спортсменку, отличницу. В глазах Джабраила - Мкртчяна затаилась та самая восточная грусть, которой, правда, в разной степени, окрашены все образы, созданные артистом. На сей раз она немного скрашивала даже такие непривлекательные качества Джабраила, как хитрость, страсть к нетрудовым доходам и желание выслужиться перед начальством.
Актер Ереванского академического театра имени Г. Сундукяна Мгер Мкртчян не только народный артист Армянской ССР, но еще и заслуженный артист Дагестанской АССР. Этим званием республика выразила Мкртчяну свое признание за виртуозное исполнение роли Бекира, жителя затерянного в горах Дагестана аула Шубурум в фильме "Адам и Хева".
Могильщика Бекира Мгер Мкртчян играет удивительно самозабвенно, с потрясающей верой в естественность всех ситуаций, в которые попадает его герой. А ситуации эти обыкновенному человеку, не шубурумцу, конечно, могут показаться более чем странными.
Ну, во-первых, история развода Бекира с женой. Он был женат, но, верный обычаям предков, - а кому же как не ему, главному человеку на шубурумском кладбище, быть самым истовым хранителем этих обычаев? - не был зарегистрирован с женой в государственном загсе. Он был женат по шариату. Этот факт и стал источником несчастий в его жизни.
С привычным достоинством, как и пристало истинному шубурумцу, принимает он заботы своей на удивление покорной и внимательной даже для Шубурума жены Евы. И вот эта-то безропотная и чуткая жена в один прекрасный день подает мужу бульон из бараньей грудинки. Подает - и не предупреждает, что бульон только-только снят с огня. Бекир, уверенный во всем, что получает из рук жены, конечно, его выпивает. Ну и, конечно, обжигается. Следует жуткая пантомима метаний ошпаренного Бекира. А тут еще Ева вместо сочувствия посмела засмеяться, правда, застенчиво прикрыв рот платком. Вот уж этого Бекир перенести не смог. "Талак - талак, тал ми - талак", - вырвалось из его обваренных бульоном уст. От этих слов остолбенела Ева, онемел испуганный гость, при котором разыгралась вся сцена, и, наконец, замер, потрясенный собственными словами, Бекир. Дело в том, что женатый по шариату могильщик проговорил обожженным ртом не просто какую-то тарабарщину. Он произнес слова развода.
'Тридцать три'
После этих слов все и началось... Теперь, по шариату, Бекир сможет вернуть себе жену только после того, как она хотя бы на одну ночь станет женой другого. Если новый муж бросит ей утром слова развода, эти проклятые "талак - талак, талми - талак", то тогда жена сможет вернуться к своему первому мужу. Ну и в ситуацию он попал! А все Ева, с ее дурацким бульоном и смешливостью.
Бекир Мкртчяна так удручен случившимся, что жаль его бесконечно. Пораскинув умом, Бекир решается на хитрость. Пусть Ева проведет ночь у Адама, известного тем, что он десять лет тщетно ищет подругу жизни. С Адамом - риск наименьший. Но все равно - пусть тот даст слово, что к чужой жене (то есть к своей, в тот момент) не притронется. Если прикрыть глаза на кое-какие формальности, то утром Ева может быть уже снова женой Бекира.
'Белый рояль'
Сцены, в которых Бекир объясняет Адаму его задачу, расстается с Евой, проводит непривычно одинокую ночь у себя дома, сыграны артистом отлично. Мкртчян владеет тончайшими оттенками юмора. И в то же время, не изменяя комедийному жанру, способен погружаться в глубину психологических нюансов. В его Бекире борются мужская гордость и уязвленное самолюбие, взрослая тоска и почти детский страх: а вдруг Адам не выдержит своего обещания. Бекира жалко, как ребенка. Да он и есть большой ребенок, наивный и простодушный.
Вера актера во все предлагаемые обстоятельства роли поразительна. Сколько нужно этой веры, какая она должна быть глубокая, и, наверное, действительно детская, чтобы ни на мгновение не сфальшивить, например в сцене, где Бекир приносит в сельсовет связанную Еву, чтобы (бог уж с ними, с обычаями) их зарегистрировали хотя бы через загс. Дело в том, что Адам не выполнил обещания. То есть частично он его выполнил. В ту мучительную для всех ночь сидел на краю тахты и читал Еве стихи о любви. Но утром он отказался сказать слова развода. Он посчитал, что лучше всю жизнь скитаться в горах, но знать, что в сакле его ждет такое сокровище, как Ева. Вот почему Бекир решился на последнее средство и потащил жену в загс на себе. По шариату-то она ведь осталась женой Адама.
В игре Мгера Мкртчяна никогда не увидишь швов, белых ниток. Он может полностью сливаться с образом, может из него выходить, "отчуждаться". В том, что он делает, всегда есть снайперский расчет. Артист знает все выигрышные места роли, умеет к ним подвести и точно "выстрелить". Но при всей выстроенности роли у него никогда не бывает налета умозрительности. Наверное, его главные помощники в искусстве - чутье и интуиция.
Актерская индивидуальность Мкртчяна тесно связана с взрастившей его национальной культурой, армянской почвой. Но не только армянский, вообще кавказский национальный характер - это, наверное, та область на театральной и кинокарте, где идущим вслед за Мгером Мкртчяном очень трудно будет отыскивать белые пятна.
Одна из лучших киноработ Мкртчяна - роль кузнеца Гаспара в фильме Генриха Маляна "Треугольник". В этой картине нет стремительно развивающегося сюжета, действие ее неторопливо, даже замедленно. Добрыми и любящими глазами смотрит режиссер на своих героев - пятерых армянских кузнецов и одного маленького мальчика. Камера не проходит, конечно, мимо смешных черт внешности Гаспара - Мкртчяна, но посмеивается ласково, добродушно, не забывая при этом полюбоваться его плотной, могучей фигурой. Кстати, Мкртчяну, от которого так и веет физической силой, выносливостью, не раз доставались герои с профессиями, требующими этих качеств. В "Треугольнике" - кузнец, в "Айрике", одном из последних фильмов, герой артиста каменщик. Бекир из "Адама и Хевы" - могильщик, тоже дело нелегкое. В "Айболите-66" Мкртчян и вовсе пират. Человек этой специальности, особенно если он еще под началом у такого хилого и тщедушного Бармалея, просто обязан быть крепким и закаленным.
Но сила и ловкость - не единственное отличие Гаспара из фильма "Треугольник". Весь город рассказывает легенду о том, какой он замечательный пловец. Гаспар ведь переплыл Черное море. Бросился в него в Турции, а вылез в России. Правда, в одной из сцен фильма мы узнаем о легендарном пловце нечто неожиданное. Неумело проплыв на наших глазах несколько метров по самой обыкновенной реке, Гаспар начинает захлебываться и тонуть. Потом мокрый, понурый, со смешно облепившими лицо волосами сидит герой Мкртчяна на берегу реки и оправдывается перед спасшим его мальчиком. Оправдывается смущенно, косноязычно. Мол, из Турции действительно бежал, а про Черное море выдумал, чтобы было интереснее. Но за его скупыми словами, за тем, как они сказаны, прочитывается многое... За ними видна боль и жгучая тоска по Армении. За ними встают все те трудности, что пришлось хлебнуть герою на чужбине. Так, значит, море все-таки было. Море перенесенных человеком бед и невзгод. Оно и вправду черное, какое же еще? И Гаспар его действительно переплыл, так и не научившись плавать в самой обыкновенной реке.
'Хатабала'
Экранизация армянской национальной классической комедии - пьесы Г. Сундукяна "Хатабала" - не могла, конечно, осуществиться без участия Мгера Мкртчяна. Он сыграл в ней хитрого купца Исаи, который ловко расставляет сети, заманивая в них получившего в Петербурге европейское образование жениха. В его планах - женить молодого человека на некрасивой дочери своего друга. Правда, жених думает, что его сватают за красавицу Наталью, в которую он успел влюбиться, но не успел узнать, что она уже замужем, и замужем не за кем-нибудь, а за самим сватом Исаи. Коварный план, естественно, срывается. Иначе комедия не была бы комедией. Фильм этот снят празднично, живописно. Лучшие сцены полны веселья, яркого национального колорита Мкртчян провел свою роль мастерски. Его Исаи наивный, добродушный увалень - внешне и ловкий пройдоха - внутри.
'Айрик'
Бережным отношением к лучшему в национальных традициях, мягким юмором и добротой пронизан фильм "Айрик", где Мкртчян сыграл заботливого и любящего отца, главу большого семейства, живущего в современном Ереване. Фильм поставил Генрих Малян, тот же режиссер, что снимал "Треугольник". Но если там режиссеру удалось удержаться, как писало "Искусство кино", "на грани сентиментальности, но нигде не перейти эту грань", то в "Айрике" Генрих Малян, к сожалению, довольно часто ее переходит.
Как и в "Треугольнике", здесь чувствуется влюбленность режиссера в прошлое и настоящее Армении, в ее людей, героев фильма. Но в "Айрике" влюбленность эта то и дело переходит в любование, в сладкое умиление. Просчеты фильма тем более досадны, что в нем есть много хорошего, и прежде всего - Мгер Мкртчян в роли Овсепа.
Вот в его-то игре как раз и присутствует глубокая и непоказная любовь к Армении, истинное проникновение в душу народного характера, удивительно тактичное и целомудренное.
Айрик - по-армянски значит отец. И Мгер Мкртчян играет отцовскую ответственность за своих детей и за мир вообще, играет человека очень доброго и активного, несущего свою доброту в мир, людям. Герой Мкртчяна пытается и жизнь окружающих, с которыми так или иначе соприкасается он или его дети, наладить по законам собственных высоких представлений о чести, доброте, красоте. Это трудно, даже очень. Но так уж он устроен, этот человек, что всегда готов принять на себя самый сильный удар и взвалить на свои плечи самую тяжелую ношу.
Когда у Овсепа - Мкртчяна на душе невесело, когда ему кажется, что сыновья, например, ведут себя не так, как это достойно мужчин, артист старается не играть впрямую грусть, боль, тоску. Он играет их преодоление, желание не подать окружающим вида. Вмешаться поступком, действием, советом - это другое дело, а страдать на глазах у других - это не по его.
'Айрик'
Запоминается финал фильма. Овсеп, держа за руку младшего сына, идет по городу. Не спеша пересекает площадь, задерживается, чтобы пропустить трак, спорт, потом снова идет. Этот проход сопровождает негромкая музыка. Камера смотрит на героев чуть сбоку и со спины. Идет по большому современному городу обыкновенный, ничем не примечательный человек. Не герой - во всяком случае. Немного фантазер, немного чудак. Но такими вот обыкновенными, незаметными и истинными - крепится жизнь. Ее "раствор" замешивается на их доброте, простодушии, а "схватывается" он их мужеством и упорством.
В короткометражном фильме "Памятник" Мгер Мкртчян сыграл еще одного своего чудаковатого героя. Крестьянин Авак не может уразуметь простой, очевидной для всех истины: нельзя на памятнике, который ставят жители его родного села погибшим на войне односельчанам, высечь имя фронтового друга - героя. Авак Мкртчяна не внемлет неоспоримым доводам. Ходит угрюмый, озабоченный - странный какой-то! И ужасно упрямый! Когда во время торжественного открытия с памятника сдергивают покрывало, на камне после армянских имен не очень ровно выбито: "Васил". Строптивый Авак сделал эту надпись на свой страх и риск. Ведь должен же быть у хорошего человека хоть где-нибудь на этой земле памятник!
Мгер Мкртчян в своих интервью несколько раз грустно замечал: "Моя маска - комическая, хотя больше всего я люблю драматические роли".
Последние кинороли артиста - фильмы "Айрик", "Памятник" - доказали, что Мкртчян "победил" свою комическую маску. Он убедил, наконец, и кинозрителя, что способен на большее. Жители Еревана, которые ходят специально "на Мкртчяна" в театр, где он работает, знали об этом и раньше. После же Овсепа, Авака можно смело сказать, что мечта актера, поведанная им несколько лет назад, - играть людей, слепленных из контрастов веселья и тоски, смеха и плача, трагического и комического,- успешно сбывается теперь и на киноэкране.
М. Тимченко